— Я не понимаю тебя.

— Воздух мешает работе рефрактора.

Да, она была права: чем ближе небесное тело к телескопу, тем больше сказывается на нем отрицательное воздействие атмосферы. Если же удастся поместить телескоп на звезду, лишенную атмосферы, то изучать приближающуюся Обру будет намного легче.

— Да, ты права, — ответил я. — Но как ты собираешься оборудовать обсерваторию на безвоздушном небесном теле? Ведь с телескопом должен быть живой человек?

— С телескопом будем мы, — решительно произнесла она. — Конечно, если ты на это согласишься.

— Неужели и мои два глаза понадобились Нуавэ? [20]

— Одиннадцать больше девяти, — улыбнулась она.

— Но как ты все-таки оборудуешь станцию на Гуане?

— Станцию мы соберем здесь, а потом уже перенесем на Гуану.

— Почему же на Гуану, а не на Эдон?

— Эдон, правда, ближе, но чрезмерно большая скорость его движения затруднит работу телескопа. Ведь Эдон в сутки совершает три оборота вокруг нашей планеты, а Гуана движется сравнительно медленно: период ее обращения равен тридцати часам.

— Так как же ты думаешь сооружать эту станцию? — повторил я свой вопрос.

— О, я уже давно обдумала один план, только вот не знаю, одобришь ли ты его.

— А ну-ка, расскажи!

— Боюсь, ты мне откажешь…

Геда смотрела на меня с мольбой, и я уже знал, что не в силах буду ей отказать, что бы она ни попросила.

— Я готов исполнить любую твою просьбу, если только это в моих силах.

— Станция должна быть сооружена на твоем рауните. [21]

Я не стал долго раздумывать. План Нуавэ был прост и в то же время очень рационален.

— Согласен, — коротко ответил я. Она просияла. — С завтрашнего дня приступаю к необходимым приготовлениям.

Геда ушла счастливая, радостная.

И у меня было светло на душе оттого, что я смог ее порадовать.

17–25

Раунит превратился в маленькую обсерваторию. Нуавэ уверена, что первая движущаяся обсерватория откроет новый этап в изучении Вселенной. Я согласен с ней и очень рад, что победа будет связана с моим раунитом.

17–31

Завтра мы вылетаем.

Вчера вечером Нуавэ сфотографировала Обру. Она уверяет, что обнаружила новые линии и точки, которых не было на прежних снимках.

Я продолжаю отстаивать свое мнение.

На Гуане многое может выясниться, но я убежден, что чересчур оптимистические надежды Нуавэ во многом не оправдаются.

17–32

Период обращения Гуаны равен тридцати часам и восемнадцати минутам, а Эдона — семи часам и тридцати девяти минутам. Сутки Санора [22] составляют двадцать четыре часа тридцать семь минут. Таким образом, Эдон в сутки почти трижды обходит вокруг нашей планеты. Но, кроме того, он восходит с запада и заходит на востоке. Гуана же движется медленнее Санора — она почти двое суток находится на небе. Потому-то Нуавэ и избрала именно Гуану для установки телескопа.

В четыре часа утра раунит был на полюсе.

В четыре двадцать одни мы покинули полюс.

Вылетели мы с таким расчетом, чтобы встретиться с Гуаной на девятом небесном меридиане (так было согласовано с директором Северной обсерватории).

Всю дорогу мы не выключали экран дальнего видения, который связывал нас с обсерваторией.

В намеченное время мы опустились на Гуану.

Часть небосклона Гуаны была подобна черному бархатному шатру, на котором сияли Аза [23] и необычайно яркие звезды.

Передав обсерватории все наши наблюдения, мы выключили экран. Обра была видна с другой стороны Гуаны, и мы направились туда.

Постепенно исчезали и Санор и Аза.

Раунит поглотила вечная ночь Гуаны.

Вскоре вдали появилась Обра, окруженная своим голубым сиянием.

Нуавэ направила на нее телескоп и приступила к работе.

Установлено до двух тысяч экранов.

17–35

Приближается СД-18-27. [24] Идут большие приготовления.

Нуавэ работает без передышки. Меня поражает ее энергия и энтузиазм. Вчера она показала мне заполненный на Гуане альбом фотокарт. Я тщательно просмотрел его, но не нашел ничего примечательного.

Она обиделась.

— Я не утверждаю, что на Обре невозможна жизнь, — попытался я объяснить свой скептицизм. — Но я сильно сомневаюсь в том, что форма ее схожа с нашей.

— Почему ты так думаешь?

— Во-первых, я не представляю себе существование высшей формы жизни на планете, где столько воды.

— Но разве там так уж мало суши?

— Сравни ее с водными просторами. Почти всю поверхность Обры покрывает вода и лишь кое-где — небольшие островки суши.

— Но на этих островках есть жизнь! — со страстной убежденностью воскликнула Нуавэ.

— Да, жизнь, возможно, и существует, но не на суше, а в воде — ведь на Обре господствует водная стихия. А в воде невозможна высшая форма жизни.

— Не забывай, что суша занимает на Обре все же значительное пространство, она равняется всей поверхности Санора, — все больше горячилась Нуавэ. — И если на Саноре так развилась жизнь, почему ты считаешь это невозможным на Обре?

— У нас совершенно иной климат, — возразил я, тоже увлекаясь спором. — А на Обре — вечные грозы, молнии, постоянно налетают ураганы. Атмосфера полна разрушительных сил. Высшая форма жизни не может утвердиться на такой неустойчивой и опасной почве…

Теперь, оставшись в одиночестве, я размышляю.

Почему я так разгорячился? Почему меня всегда так волнует в общем понятное увлечение Нуавэ этой планетой?

Где-то в тайниках моего сердца мерцает свет. Еще неясный, слабый.

Но я буду ждать.

Время даст ответ.

17–38

Вчера состоялось заседание Сигнальной секции. Утром, до заседания, позвонила Нуавэ.

— Ты будешь на секции?

— Да, буду.

— Я хочу тебя видеть. Подожди меня, пойдем вместе.

— С удовольствием.

Я не слышал, как она вошла. Я только увидел, что она сидит у окна. В руках ее был любимый суанэр. [25]

Она, видимо, не хотела, чтоб я прочел ее чувства, и потому сидела, потупив глаза. Но радость была не только во взоре, — и она не могла ее скрыть.

— У тебя на душе что-то очень хорошее, — сказал я ей.

Медленно подняла она на меня свои глаза, и, казалось, можно было утонуть в том море счастья, какое излучал ее взгляд.

— Ты не веришь мне, но я все вижу.

— Что ты видишь, Геда?

— Я вижу, как борются на Обре подобные нам существа, как их высокий разум прокладывает путь к нам.

— Нужно, чтоб и мы это увидели.

Я старался говорить очень спокойно. Геда была необычайно взволнована.

— Ты помнишь, два месяца назад на Северном полюсе Обры были замечены какие-то огненные блики?

— Ну, и что же?

— Тогда мы сочли их за вулканические извержения. Но теперь мне открывается нечто иное.

Она встала, отдернула занавес на балконной двери. Яркие лучи Азы неудержимым потоком хлынули в комнату и окутали Геду своим теплым сиянием.

— Так что же тебе открывается?

— Это световые сигналы Обры, — медленно проговорила она и испытующе посмотрела мне в глаза. Я молчал. Но мне хотелось крикнуть ей: «Нет!»

Мы вышли на балкон. Аза поднялась высоко, и золото ее лучей жарким пламенем горело на пышной листве бимуду. [26]

— Почему ты так решила? — спросил я.

Она опустилась на резной стульчик и, облокотившись правой рукой на перила, левую дружески протянула мне. Я взял эту тонкую, но сильную руку так бережно и нежно, словно маленькую трепетную птичку.