— Вы правы, — неожиданно прозвучал знакомый голос Вайсмана. — Маска более не нужна, но я хочу, чтобы при разоблачении присутствовала та далекая женщина. — С этими словами Вайсман открыл ящичек и повернул ручку.

Камарели вздрогнул. Как часто казалось ему, что Вайсман буквально угадывает его мысли, но так явно, бесцеремонно, как на этот раз, иностранец еще никогда не вторгался в его душу. Камарели не мог сдержать себя:

— Вы же читаете мои мысли! — возмущенно воскликнул он.

— Не удивляйтесь, — невозмутимо ответил Вайсман. — Мысль физически подчиняется почти тем же законам, что и электромагнитные излучения.

— Неужели вы всегда знали, о чем я думал? — продолжал Камарели, гневно глядя на собеседника.

— Когда я считал это необходимым.

Камарели вспыхнул:

— Я не знаю, кто вы и с какой целью обхаживаете меня. Но я должен вам сказать, что каждый интеллигентный и культурный человек сочтет недостойным для себя копаться в чужой душе.

Вайсман мягко ответил ему:

— Не обижайтесь. Я никогда не использовал эту свою способность в злых целях.

— Но и добра нельзя ждать от подобной бесцеремонности…

— Если бы я не узнал ваших сокровенных мыслей, — продолжал Вайсман, некому было бы вам помочь 11 сентября прошлого года, когда с вами произошел тот несчастный случай у экрана.

И доверительно добавил:

— А ваша приятельница была бы очень обеспокоена.

Камарели стало не по себе: целый год он, сам того не ведая, был пленником какого-то мага — каждая мысль его, каждое сокровенное движение сердца были известны иностранцу, как в открытой книге, читающему в его душе. Он почувствовал себя так, словно его, обнаженного, выставили перед толпой и всенародно в чем-то уличили.

Вайсман удобно расположился на диване.

— Присядьте, — так же мягко обратился он к Камарели. — Нам придется подождать, пока наша знакомая отворит свое окно.

Камарели взглянул на экран: черная доска поблескивала, как полированный гранит.

— Что ж, ничего не поделаешь! Но может быть, она и вовсе не появится?

Вайсман посмотрел на часы:

— Она появится через двадцать пять минут.

— Откуда вы это знаете?

— Я рассчитал время.

— Каким образом?

— Сейчас Марс очень отдален от Земли: он находится за Солнцем, на расстоянии 350 миллионов километров от нашей планеты. Луч света проходит это расстояние туда и обратно за тридцать девять минут. Четырнадцать минут назад я подал сигнал. Таким образом, спустя двадцать пять — распахнется окно.

Камарели задумался.

— Расчет точен, но окно все же может не распахнуться, — проговорил он тихо.

— Почему?

— Ведь не обязательно женщина должна быть сейчас у экрана?

— Непременно будет.

— Откуда вы знаете?

Вайсман чуть заметно улыбнулся.

— Мы условились заранее.

«О! Вот как!..»

— Как видно, вы часто назначаете свидания перед этим экраном! — усмехнулся Камарели.

— Два раза в неделю.

Камарели почувствовал что-то похожее на ревность, но тотчас одернул себя: неуместно и смешно. Смешно соперничество двух инженеров в любви к марсианке! Эта женщина равно недоступна и недостижима для обоих, она почти абстрактна, да, да, это чистая идея, абстракция!

— Надо думать, — почти язвительно обратился он к Вайсману, — что имелся достойный повод для ваших систематических встреч.

— Бесспорно, — подтвердил Вайсман.

— И хороший результат?

— Вы правы.

— Насколько я догадываюсь, этот же повод привел вас сюда и сейчас.

Вайсман в знак согласия кивнул головой.

— Итак, можно надеяться, что вы получили ответ на интересующий вас вопрос.

— Получил.

Камарели на миг показалось, что Вайсман издевается над ним.

— Так для чего же нужен сегодняшний сеанс? — спросил он резко.

— Чтоб вы сами услышали ответ.

— А вы не могли мне его передать?

— Я хочу, чтобы вы испили из той же чаши мудрости, что и я.

Воцарилось молчание. Вайсман, в своем неизменном сером френче, не отрывая взгляда от экрана, едва заметно покачивал головой, словно в такт музыке, и ритмично постукивал кончиками пальцев по металлической табакерке, лежащей на валике. Это только подчеркивало настороженную тишину, объявшую лабораторию.

Первым тишину ожидания нарушил Камарели.

— Вы сказали мне вчера: «Я хорошо знаю, почему вы забыли об экране». Что вы хотели этим сказать?

— Я знаю, что вы умышленно избегаете экрана.

— Видимо, вы знаете и причину этого?

— Знаю.

Камарели поспешил перевести беседу на другую тему.

— Скажите мне: действительно ли вы абсолютно уверены в том, что нам удастся избегнуть столкновения?

— А разве вам недостаточно экрана? — вопросом на вопрос ответил Вайсман.

— Экран для меня — еще непрочитанная книга, автором которой являетесь вы.

Вайсман не шевельнулся, только пальцы его перестали выбивать дробь.

— Настоящий автор экрана — вы.

— Почему? — резко повернулся к нему Камарели.

— Вы любите эту женщину.

Камарели словно обдали ледяной водой. У него перехватило дыхание. Ведь он же знал, что Вайсман читает его мысли! К чему же было задавать нелепые вопросы! Он связался с опасным человеком. Кто знает, можно ли вообще доверять его советам? Кто знает, какую цель он преследует, какой дьявольский план еще вынашивает этот злой дух!..

— Добрый дух! — неожиданно, как и всегда, ответил на его мысли Вайсман.

Камарели отер рукой вспотевший лоб. Что за дьявольщина? Куда скрыться от этого человека? И как?

— Добрый дух! — повторил Вайсман. — Какое вы имеете основание так плохо обо мне думать? Разве за время нашего знакомства вы не могли убедиться в моем бескорыстном, дружеском к вам отношении? Я пришел, исполненный добра, не отвергайте же того, что я принес к вам с открытым сердцем.

— К чему же тайна? — воскликнул Камарели. — Сорвите с нее последний покров!

— Не спешите! — сказал Вайсман. — Имейте терпение. С минуты на минуту позвонит ваша приятельница.

— Всему есть предел!..

— Нужно верить и ждать.

— Да, верить и бороться и знать, что борьба приближает победу!

— Любовь удесятерит ваши силы.

— Гм, любовь!.. Вы смеетесь надо мной. Моя любовь — мечта, призрачная греза, неосуществимая, недостижимая.

Вайсман взглянул на часы:

— Ну-ка, посмотрите на экран! Видите, как постепенно далеким сиянием освещается его мрачная поверхность? Это на крыльях Эроса летит к вам любимая. Ни один человек в мире не мчался на свидание с такой немыслимой скоростью! В девятнадцать минут она преодолела расстояние в 350 миллионов километров и вот-вот вторгнется в лазурную сферу Земли. Взгляните на края экрана! Они тонут в голубом сиянии. Это значит, что сейчас…

Звонок прервал речь Вайсмана. Экран ярко озарился голубоватым светом и в лучах его появилась женщина, далекая звезда Камарели! Вся в белом, лучезарная, с ясной улыбкой на прекрасном лице…

Камарели вскочил с места, подбежал к экрану и, оглянувшись, горящими глазами посмотрел на Вайсмана. Тот с непроницаемым лицом протягивал ему радионаушники.

Камарели почти машинально одел их и тотчас услышал знакомый голос. Но… что это? Женщина говорила по-английски!

— Гурген Камарели! Приветствую вас! Что же вы совсем забыли меня?

— Не знаю, слух или зрение обманывают меня? — только и сумел произнести изумленный Камарели.

— Чему вы удивляетесь? — донесся до него голос Вайсмана. — Я научил ее нескольким английским фразам. Ну, а грузинскому уж вы учите ее сами; прошу прощения, но грузинским я не владею.

— Но как вы ее научили? Разве вы знаете ее язык?

Вайсман, не отвечая на этот вопрос, продолжал:

— Разрешите представить вам: Геда Нуавэ, директор Центральной обсерватории Марса.

— Геда Нуавэ! — повторил Камарели.

— Она уже многое знает о вас: я рассказал ей все, что знал, остальное досказывайте сами, — заметил Вайсман.